Чтобы помнили

[dropcap]М[/dropcap]Ы ПРОДОЛЖАЕМ ПУБЛИКАЦИЮ ПОВЕСТИ НАШЕГО АВТОРА, ЧЛЕНА СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ, ГАЛИНЫ ИЛЬИНОЙ, ПОСВЯЩЕННОЙ ВОСПОМИНАНИЯМ ДЕТСТВА ЕЕ МАТЕРИ, ПРОЖИВШЕЙ В ЛЕНИНГРАДЕ ВСЮ БЛОКАДУ…

(Продолжение. Начало в №25–26.)

…Нашей семье повезло. Приземистый, невзрачный, хотя и стоящий несколько в стороне от основного жилого микрорайона, и этим выделяющийся, дом, видимо, не представлял интереса для налётчиков. Удивительно, рядом подстанция, обеспечивающая электроэнергией целый огромный район, а вот поди-ка – за всю войну ни одной бомбы не попало в наш дом, сохранились родные стены.

Недолго оставалась наша семья в Московском районе (тогда это был проспект Сталина). Вскоре немец подошёл к Пулковским высотам. Занял посёлок Шушары. Даже пробыл целый день на территории мясокомбината, что на Московском шоссе. Опасаясь, что враг подошёл слишком близко, бабушка снова пошла пешком с детьми – но теперь уже на 5-ю ТЭЦ, через весь город к Володарскому мосту, через Неву – на подстанцию к деду.

Начальник 5-й ТЭЦ по закону военного времени приказал деду эвакуировать семью. Первой отправили самую маленькую Любу – с детским садиком.

До сих пор сохранилась та фотография с адресом и всеми необходимыми сведениями о семье на обороте, что, упакованная в прозрачную плёнку, висела на худенькой детской шейке испуганного ребёнка, которого отрывают от мамки и отправляют в неизвестность, возможно навсегда. Но не успели ещё провожающие добраться до дому, как их догнало страшное известие: поезд бомбили, несколько вагонов сошли с рельсов, движение по железной дороге прекращено. На попутном военном грузовике бабушка одна из первых прибыла к месту бомбёжки.

Перепуганные дети разбежались по всему лесу, прятались в канавах и кустах, а сверху их укрывали золотые листья, осыпавшиеся с берёз и осин, словно сама природа взяла на себя заботу о своих детях – прятала малых пичужек от чёрного ворона. Они не кричали, не плакали, молча сидели в своих укрытиях, лишь звенели в прозрачном осеннем лесу взволнованные голоса матерей, зовущих своих деток, да вдалеке низким противным воем взрезал небо удаляющийся «мессершмитт».

Для моей бабушки этот случай послужил своеобразным перстом судьбы. Найдя в том хаосе свою младшую дочь, бабушка категорически отказалась от дальнейшей эвакуации, заявив: «Чему быть, того не миновать, а разлучать семью, разбивать её на мелкие осколки я не буду». Никакие уговоры не могли переубедить её, и поэтому пришлось начальнику 5-й ТЭЦ выделять деду комнату для семьи, правда, за ослушание приказа деду пришлось расплатиться звёздочкой с погон.

Бабушка пошла работать, тоже на подстанцию, в охрану. Моей маме приходилось следить на младшей сестрёнкой и управляться по хозяйству. Из окон комнаты можно было увидеть будку на проходной, в которой стояла, завёрнутая в тулуп по самую макушку, хрупкая, но упрямая моя бабка.

Вход в бомбоубежище был с Невы, где у каждого было своё место, и сначала на ночь уходили спать туда. Но всем это быстро надоело. Поэтому ночевать, даже при объявлении налёта, оставались дома, только стелили постель не на кровати, а под кроватью, прикрытой сверху покрывалом, наивно полагая, что это защитит в случае попадании в дом бомбы.

Зима прибавила хлопот. Мама моя ходила в школу, но уроков не было, вместо этого вязали для фронта на машинках шарфы, носки, двухпальчиковые перчатки. До сих пор мама не любит вязать, видимо, в детстве навязалась досыта.

Ещё ходили в ближайший госпиталь, как это тогда называлось – в виде шефства. Госпиталь на Народной (теперь там госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны, в котором мне довелось несколько лет работать) находился буквально рядом с домом, и моя мама, прихватив младшую сестренку, часто бегала «шефствовать»: мыла полы, скручивала бесконечные ленты бинтов, читала раненым письма, писала ответы. Младшая – Любочка – пела и танцевала, подавала питьё и газеты, а чаще просто сидела на коленках у кого-нибудь из выздоравливающих, отогревая их душу своей детской непосредственностью.

Мама с сестрёнкой ходили отоваривать карточки, в военный городок, в километре от 5-й ТЭЦ. Летом этот километр они проходили достаточно быстро, а зимой… Зимой всё, казалось, удлинялось в несколько раз – и не только расстояния, но и само время.

Мама помнит блокадные «наряды», в которых они с сестрой тогда «щеголяли». Летом – одинаковые красные в цветочек платья, зимой – искусственные американские шубы – гуманитарная помощь. А платочки были свои – летом белые в мелкий горошек, зимой – серые пуховые, крест-накрест повязанные на спине. Блокадная зима помнится суровой, холодной и очень-очень длинной. А может, как говорила дедова сестра – тётя Тонечка, тоже прожившая в Ленинграде всю войну, просто все зимы от холода слиплись в памяти в одну, но такую длинную, словно тот первый шарф, нескончаемые петли которого никак не могла довязать маленькая Верочка.


 

One thought on “Чтобы помнили

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *