[dropcap]Я[/dropcap] никогда не жила в коммуналках с множеством коридоров и чадных кухонь, не гуляла в гулких дворах-колодцах с чахлыми деревцами, растущими прямо из асфальта.
Мне вполне хватает высоты потолка 2 м 50 см, ведь я не жила в иных, словно поставленных на попа, а посему непропорциональных комнатах-прямоугольниках, где высота часто гораздо больше ширины. Из окон дома на окраине я привыкла видеть голубое, белесое, звездное – всегда такое разное – небо, а не глухую краснокирпичную кладку. Я привыкла к простору окраин, где много места для прогулок, где по весне буйно цветет черемуха и сирень, а осенью по колено утопаешь в золотисто-рыжей мешанине из опавших листьев.
Даже снег окраины ближе к настоящему – белый, пушистый, не то что городской, спрессованный в грязно-бурые кучи, больше похожие на нераскатанные асфальтовые горки. В старый город выезжали нечасто, разве что в театр, музей, ДЛТ, Пассаж, Гостиный Двор.
Раньше обязательно ходили на демонстрации, салюты. Конечно, и по городу гуляли, и на экскурсии ездили, и по рекам и каналам путешествовали. Но так – словно сами из какого-то другого города прибыли. Чуть в сторону от Невского – и всё. Забредешь на какую-нибудь Тележную, Кирочную, Гончарную – кричи «ау!» Выводите, люди добрые!
Конечно, я немного утрирую. На самом деле, вот уже более десятка лет люблю я пошататься по городу. Выйти из любого метро в центре – и пешком – куда глаза глядят, по старым улочкам, переулочкам, вдоль прямых каналов, извилистых речушек, по булыжным мостовым, деревянным мосточкам – выйти на огромный шумный проспект – и снова, нырнув в метро, возвратиться в спасительную гавань родной окраины.
Так я путешествую. Натаптываю километры, выхаживаю город. Старый город не торопится выдавать свои секреты. Гуляя по протоптанным обычными экскурсиями маршрутам, редко удается прочувствовать старинный, истинный Санкт-Петербург. Здесь нужен особый настрой и даже определенный риск, чтобы углубиться в незнакомый проходной двор, зачастую заканчивающийся тупиком или выводящий незнамо куда.
В этом неофициальном, непомпезном городе, как правило, прохожих немного: в основном, это старушки в давно вышедших из моды одежках, траченных молью шляпках и ботиках «прощай молодость», редкие мужички запьянцовско-бомжатского вида и почему-то много женщин, каких-то одинаковых, безлико-безвозрастных, и тоже явно пьющих. Почти совсем не встречаются молодые мамаши с малыми детьми, скорее всего, они все тоже сосредоточены на окраинах большого города.
Наше вторжение местные жители переносят с равнодушно-любопытствующим достоинством. Я гуляю по старому, уставшему от времени городу, слушаю его тяжелое дыхание – триста с небольшим лет, казалось бы, не возраст! Но для такого мегаполиса, как наш, да еще если учесть его столичную участь и трагические моменты истории, и триста лет – много.
Блеск и парадность бывшего яркого стольного града поблекла, фасады дворцов, стены старинных домов потрескались, по-корежились, сами дома, закатанные слоями асфальта, вросли цокольными этажами в землю по окна.
Вырублены старые могучие деревья, а новые, словно рахитичные дети, растут неказистыми и худосочными. Да, не самые лучшие природно-погодные условия достались Петербургу: возведенный на болоте, со стопро-центной влажностью круглый год. Дожди, слякоть, смог, предельная насыщенность выхлопными газами расплодившегося автомобильного транспорта – все явно не на пользу городу.
Изрыта и внутренность Питера – гигантским монстром-метрополитеном. До сих пор метро хранит верность вождю в своем названии. Это, да еще несколько памятников с поднятой рукой «верной дорогой идете, товарищи», либо с кепкой в той же руке, да немногочисленные оставшиеся названия проспектов-улиц-площадей напоминают о семидесятилетней эпохе в жизни величественного города Петра.
Когда он был Ленинградом. Я иду по старому Питеру, и глаз отмечает новое. И это не только очередные бутики и офисы, банки и казино. Это и обновленные фасады домов, и уютные ухоженные дворики, и пешеходные улочки с фонарями, решетками, фонтанчиками и клумбами. Старый город меняет разрушенные дома на новые, индивидуальной постройки, и особенно радует, если они органично вписываются в архитектурный ансамбль, а непопадание в стиль огорчает.
Тогда возведенные стены колют глаз своей новизной, но это ненадолго: пару осенне-весенних сезонов, по-питерски дождливых, – и эта разница стушуется, смоется.Мой город – самый лучший на свете, самый красивый и родной, его я не променяю ни на какой другой.
Я брожу по старому Петербургу, по его неподвластным времени улочкам, переулкам, площадям, захожу в храмы, дышу влажным воздухом Невы и речек; обнимаю взглядом строгое питерское небо. Это мой город, это моя жизнь.